Современный российский художник Протей Темен работает с разными медиа, но наиболее узнаваема для многих именно его черно-белая графика. Мы заглянули в его черно-белую мастерскую, расспросили его про отказ от цвета и от компьютера, а также узнали, чью единственную композицию он может слушать во время работы.

Про место работы

Раньше я работал дома и в публичных пространствах, где я люблю работать до сих пор. Хожу в разные заведения, сижу за столом и рисую. Но из-за этого у меня самая большая графика 30х40, поскольку ее удобно носить с собой. Еще мне важно, чтобы все инструменты были под рукой. Я не могу придумать что-то и потом ехать в мастерскую. У меня подвижный мозг и мне все надо сделать быстро, иначе я заскучаю, забуду или что-то другое придумаю.

Про мастерскую

Эта мастерская возникла в моей жизни сама собой. Прошлым летом я решил ее визуализировать, и вот она образовалась сама собой. Перед тем, как принять решение, я попросил агента оставить меня в ней одного на какое-то время. Сижу и вижу надпись на единственной белой стене — «картина большая». Перевожу взгляд, а рядом другая надпись — «картина малая». Я такой: «ого»! Это был знак. Когда я переезжал, я предполагал, что пространство должно быть если не лабораторное, то максимально чистое. Чтобы было поменьше всего. Но не от всех артефактов можно избавиться. В идеале, я бы все увез на склад и сидел в белом кубе, где есть только то, что мне нужно сейчас. Например, поэтому я здесь не держу холстов. Тут только те работы, на которые мне еще нужно посмотреть.

Про набор инструментов и шум

Всегда ношу с собой набор письменных принадлежностей — разные типы маркеров, любимый цанговый карандаш MUJI, который со мной уже 10 лет. Мне очень нравится тушь, перо, но с ними получается работать только в мастерской. Раскладывать баночки, перья в общественном месте достаточно странно. Обычно у меня в мастерской тихо, и шум царапающего пера создает приятный звук. Кстати, есть только одно произведение, которое я могу слушать во время работы, – это композиция Стивена Райха “Music for 18 musicians”. И это продолжается уже два с лишним года. Оно абсолютно бесконечное, и я его знаю и не знаю одновременно.

Про модели на своих работах

Я не думаю, что действие в моих работах происходит в каком-то одном мире. И это не мультик. Модели на работах я люблю называть нежными словами, мне нравится относиться к ним как к формам, частицам. Это не абстракция сама по себе, а то, что вырастает из технического рисунка. Для объяснения модели нужно обозначить участников этой модели. У меня есть тела, которые становятся камнями, такие длинные картошечки. Есть круги и кривые завитушки, которые в зависимости от серии могут быть как волосами, так и траекториями. Частичка летит, от нее остается след. Для меня они словно движутся и переходят из одной картины в другую.

 

Про книгу

На данный момент я готовлю материал для своей книги. И мне сложно понять, какие работы в какие категории отнести. В прошлом году у меня на эту тему был интересный опыт. Я показал своему другу испанскому куратору серию прошлогодней графики, и он предложил написать к ней рассказ. И вот, в сентябре вышла книга, в которой он перемешал мои работы, расставил их по-своему и написал к ним новеллу. А поскольку я договорился с собой не вмешиваться в процесс, то для меня было очень необычно увидеть финальный результат — то, как мои работы видит другой человек. Мне кажется, это похоже на работу с ископаемыми: есть ты, который что-то накопал, и есть люди, которые должны с этим работать.

Про работу мозга

Иногда рисуешь почеркушки, понимаешь, что вот эта получилась, а эта нет. И мне интересно, почему мозг считает, что вот эта кривая линия получилась, а вот эта не получилась. Мне это непонятно, но это абсолютно так. Как-то ко мне пришла одна подруга, она тогда занималась графикой. Она выбрала из стопки пару моих картинок, смотрит на одну и говорит: “Вот эта очень хорошая, но зачем здесь эти две точки?” И я понимаю, что смешно то, что кто-то мог их вовсе не заметить, но я то очень хорошо помню этот момент, когда их ставил. И я такой — фак! Картинке конец.

Про черное и белое

Раньше я делал очень яркую графику — все цифровые цвета сразу, которые были намного ярче, чем большинство красителей. Мне показалось, что при такой системе построения картинки идея теряется за внешней привлекательностью. И я попробовал отказаться от всего. Все случилось быстро: сначала я перестал пользоваться цветом, а потом перестал пользоваться компьютером. Есть не до конца решенный для меня вопрос: где есть картинка, а где документация картинки. Белый в какой-то момент становится гораздо мощнее, чем черный, поскольку принимает все рефлексы, свет из окна. Сам холст своего белого цвета, стена тоже белая, и вот ты проваливаешься в этот белый цвет.

Про отказ от компьютера

Я владею всеми техниками создания изображения на компьютере. Но «кривонарисованное» на компьютере всегда будет механическим, потому что это просчитывается машиной, которая не имеет ничего общего с реальным миром. Ошибки не может быть. Разрешение у реального объекта бесконечно. Если мы возьмем микроскоп, изображение будет разворачиваться бесконечно. А в цифре будет конец — будет последний пиксель. Вся картинка на экране, по своей природе, иллюзия.